Осколки

– Хэй, мелкий, хватит уже пить, – недовольно протянул раскрасневшийся, встрепанный Джин и уже плохо слушающимися после четырех часов алкогольных возлияний и задушевных бесед пальцами отобрал у Юнги стакан с недопитым виски. – Я не мелкий! – попытался было возмутиться Юнги и вернуть свою выпивку, но ему помешал вклинившийся в их борьбу слегка подвисающий во времени и пространстве Намджун. – Ты. – Он забрал у Джина предмет спора и поспешил изничтожить его, залпом осушив стакан и не без удивления понимая, что находится в том приятном состоянии опьянения, что уже не чувствует ни запаха, ни вкуса, ни крепости алкоголя. – Не спорь. Мелкий. И возрастом. И характером. И ростом. Не вышел. – В подтверждение своих слов Намджун звучно икнул и, похлопав себя по животу, с улыбкой пробормотал под нос: – Ну уж нет, мои осьминожки, наружу вам уже не вернуться…. – И умом, видимо, тоже не вышел, – с ехидной, жутко раздражающей улыбкой добавил своим высоким и не менее раздражающим, чем улыбка, голосом Джин. В другое время, будь Юнги не настолько пьян и будь способен сохранять вертикальное положение чуть дольше, чем на пару секунд, он бы ни за что не спустил эти издевки старшим с рук. Впрочем… он спокойно мог отомстить им позже. А пока всё, что он мог, – лишь прошипеть: – Не доводите до греха, – награждая эту сладкую, буквально проспиртованную насквозь парочку яростным взглядом. Он-то действительно в какой-то момент понадеялся, что эти двое – так взрослые, опытные, серьезные и с нормальными социальными навыками – помогут ему разобраться в случившемся и в самом себе. И почему (хотя вроде, с точки зрения логики, он ведет себя вполне понятно и правильно и просто пытается защитить дорогого ему человека от себя же) на деле всё вышло настолько паршиво, что Юнги просто хотелось выть от безысходности. Он настолько запутался в собственных чувствах, мыслях, доводах, выводах и страхах, что, кажется, уже просто начал сходить с ума и сомневаться не только в том, насколько правильно он поступил с Хосоком, но и в каких-то элементарных вещах вроде собственного имени и возраста. И ему точно бы не помешал трезвый взгляд со стороны. И в какой-то момент Юнги, подорванный самим собой и внезапной новостью о переезде мальчишки, подумал, что, возможно, ему и правда стоит довериться Намджуну и Джину, рассказать им обо всём и получить какой-то… совет? Ну хотя бы мнение. Вот только это совершенно точно было большой, очень большой, нет, просто гигантской ошибкой. Доверить все свои самые сокровенные мысли, переживания и страхи этим двум саркастичным придуркам, которые после всех его откровений только и делали, что продолжали пить, читать ему нотации и отмачивали совершенно не смешные, скорее до чертиков обидные шуточки. Хотя, возможно, дело в том, что Юнги нужен был именно ТРЕЗВЫЙ взгляд, а трезвостью тут перестало пахнуть ровно спустя два первых стакана соджу. Впрочем, без алкоголя он бы ни за что не решился рассказать старшим то, что рассказал сейчас; алкоголь всегда слишком развязывал ему язык, но, может, сидеть молча трезвым было куда лучшим решением... Да однозначно! По крайней мере, Юнги сейчас не нужно было бы умирать от ярости и стыда, а еще отчаянно бояться того, что эти двое могут выляпать всё Хосоку, и тогда… тогда что? Юнги не знал, и это пугало его еще больше. Но знал, что так просто ему уже не отвертеться. Хотя… он уже давно знал это. Что ему так просто не выпутаться. С того самого дня, когда впервые увидел улыбку мальчишки и понял, что иногда достаточно даже этого, чтобы в кого-то влюбиться. По уши. И как бы Юнги ни старался, он лишь еще сильнее запутывался. В этой истории. В самом себе. В своих чувствах и… в Хосоке. Который сейчас собирался сделать то, о чем Юнги еще пару часов назад сам был готов умолять мальчишку, – переехать и просто бросить его. И это было настолько больно, что Юнги пока просто не представлял, как ему дальше с этим жить. Вернее, без. Как ему дальше существовать на свете без этого восхитительного мальчишки и его улыбки, которая каким-то совершенно необъяснимым и не поддающимся разуму и логике образом стала для Юнги всем миром и всем смыслом. – Ты уже и сам себя туда успешно до-о-о-вел, – еще более раздражающим голосом тянет Джин, а Юнги хочется врезать ему еще сильнее. Или все-таки Намджуну, снова выпавшему из своей нирваны и решившему вернуться в диалог: – Нет, он довел себя до тупости. – Намджун, кажется, решил повторить это слово сегодня такое количество раз, чтобы Юнги реально возненавидел этот набор букв. – Обоснуй, – внезапно обернулся к своему собутыльнику Джин, заставляя Юнги удивленно вскинуть брови. – Обосную, – спокойно кивнул Намджун и, периодически зависая и запинаясь о собственный язык, в который раз попытался объяснить Юнги, что тот повел себя как идиот. Как полный идиот. А еще как последний эгоист, причиняя боль другому человеку исключительно ради собственного комфорта. И прихоти. – Понимаешь, вопрос не в том, нужен ли тебе Хосок, – все-таки решил подытожить местами не слишком внятную и запутанную речь друга Джин, – а нужен ли ты ему. Он хороший, добрый, милый, но очень травмированный мальчик. И если ты сейчас отвергнешь его и его чувства, то это будет иметь огромные негативные последствия в будущем для него. Готов ты взять на себя такую ответственность? – Ты, кстати, же тоже того… – Намджун громко икнул, – травмированный. Вы просто идеально подходите друг для друга. – Ну-ну, – выдавил из себя Юнги, с трудом сдерживая огромное желание просто взять сейчас, встать и убить себя об стену. Просто чтобы не слышать, как эти два престарелых алкопсихолога пытаются капать ему на мозги. Или… потому, что это их капание действительно начинало работать? И Юнги и правда начал чувствовать, что он сделал что-то не так? Вернее, это он и так, кажется, чувствовал. Но вот осознать, что ты реально полное дерьмо… было не слишком приятно. А эта сладкая алкопарочка еще и не позволяла ему пить, в два рыла уничтожая уже весьма немногочисленные алкогольные остатки. – Загну, – с готовностью огрызнулся Намджун и под тоскливым взглядом Юнги прямо из горлышка бутылки в два мощных глотка выпил последний виски. – На твоем месте, я бы вообще взял восстановился и отомстил этому твоему блядуну и его денежному папику, чтобы знали, как… – Старший вдруг снова икнул, так оглушительно громко, что ему бы обзавидовались все лягушки в округе, если они, конечно, тут водились. – Как поливать грязью ни в чем не повинных приличных людей. И в суд нужно подать на них. За клевету! И требовать компенсацию! Ущерба. А потом жить долго и счастливо и любить Хосока до конца своих дней. Хотя… – Намджун мучительно задумался. – Лучше, конечно, не моих. А твоих. Дней. Любить. Вот. – Ну-ну, – Юнги скривил губы в усмешке, представив себе это прекрасное счастливое будущее, вот только что-то категорически отказывалось склеиваться в нарисованной Намджуном идеальной картинке. Может, то, что Хосок вряд ли согласится любить его до конца чьих-либо дней после тех гадостей, что он ему говорил. Да и засудить Джихёна, ставшего одним из топовых айдолов, с его продюсером-любовником, когда у Юнги не осталось связей и не было ни одного человека в этом мире, который мог бы поддержать его? Ну, не считая некоторых его безумных соседей. Полная чушь. Но даже ее слышать сейчас было слишком неприятно и больно, поэтому Юнги сделал единственное, что он мог в данный момент. Он уколол этих двоих в ответ: – Какие прекрасные планы. А когда вы двое собираетесь восстанавливаться и мстить, м? Ты, – Юнги, скривив губы в саркастичной усмешке, пристально посмотрел на мгновенно напрягшегося Джина, – когда уже разберешься со своим маньячилой-братцем? А ты, – парень перевел взгляд на пытающегося выхватить из десятка своих призрачных копий реальную версию последней бутылки соджу Намджуна, – когда собираешься выяснять, что на самом деле произошло в том центре с твоим братцем? – Я? – изумленно переспросил Намджун, от которого ускользнули и проклятая бутылка, и сарказм Юнги, и почти ускользнула суть вопроса, но каким-то чудом, не иначе как последней оставшейся трезвой клеткой в его головном мозге, он умудрился понять его. – Вообще-то, да. Собираюсь. И выясню, что стало с моим братом. По крайней мере, я точно не собираюсь опускать руки и гундеть о том, что моя жизнь закончена. И упускать свою любовь я тоже не собираюсь. Вот. – И я, – Джин кивнул с такой силой, что показалось, будто еще немного – и у него бы искры посыпались из глаз и прочих отверстий на лице. Ну или полился бы переизбыток алкоголя. – Однажды я убью его… – Кого? – недоуменно хлопнул глазами Намджун и с радостным, абсолютно неуместным к этому разговору воплем все-таки выцепил реальную бутылку соджу среди ее эфемерных копий. – Моего брата. Так же, как он убил всю мою семью, – процедил сквозь зубы Джин, мрачно глядя куда-то вперед. – Каким образом? – недовольно фыркнул Юнги. – Подсыплешь ему в кофе смертельную дозу сахара или в суп слабительного? – Чтобы их милашка Джин – и намеренно причинил кому-то вред? Даже сама мысль об этом звучала как полный абсурд. Скорее Юнги подохнет и переродится камнем, чем это произойдет на самом деле. – Придумаю способ… – Тогда давай за это и выпьем, – добродушно улыбнулся Намджун, доливая в стакан Джина, в котором всё еще оставался виски, соджу. Так, словно речь шла не о реальном способе убийства конкретного человека, а о чем-то совершенно милом и безвредном. – А давай, – махнул рукой Джин, с радостью беря стакан, и, чокнувшись с Намджуном, залпом осушил его. А затем еще один. И еще. С каждым новым стаканом их тосты становились всё более пространными и менее понятными для Юнги, которому по праву младшего и того, кому очевидно придется транспортировать эти два насквозь проспиртованных тела до дома, пить больше не давали, попытки чокнуться всё реже заканчивались успехом, а в какой-то момент задумавшийся о своем Юнги внезапно понял, что эти двое просто отрубились прямо так, сидя за столом, и оставили его один на один с не слишком-то приятными мыслями. А что если он ошибся? А что если он и правда повел себя как эгоист? Нет, мстить Юнги точно никому не собирался. Но кому станет хуже, кроме него самого, если он вот так вот решит завершить свою жизнь? Один на один со своей болью и ничтожностью, с осознанием того, что у него было абсолютно всё, о чем может мечтать человек, и он это потерял. Но ведь никто не запрещал ему что-то получить взамен? Кроме него самого. И всё это сейчас казалось Юнги такой откровенной чушью, все его страхи и сомнения… что ему хотелось плакать и смеяться одновременно. Над самим собой и собственной тупостью. А еще над тем, сколько боли он причинил человеку, для которого желал всего самого лучшего в этом мире. Полный придурок. И неизвестно, до чего под аккомпанемент пьяного парного храпа Намджуна и Джина успел бы додуматься Юнги, но его мыслительный процесс прервал его внезапно материализовавшийся на фуд-корте напарник, сообщивший о том, что к Юнги пожаловали еще гости, но он категорически отказывается пускать их в здание, потому что ведут себя те весьма и весьма странно…