Гостья из будущего

      Когда проиграл будильник на телефоне, я проснулся в какой-то панике. Сердце у меня билось, будто меня поймали на тяжком преступлении, которого я не хотел совершать. А когда я увидел рядом с собой незнакомую (я буквально забыл, кто это) девушку, то и вовсе потерялся в пространстве. Но тут же вспомнил, что к чему.       Я не пил, мой разум чист. Секса не было, я бы запомнил.       Нужно было идти на работу, и почему-то я совсем не подумал о том, что нам с Лиской делать дальше. Мой план был — привести домой, накормить, напоить, отмыть и… не знаю, волшебство Голливуда: принцесса находит себе какую-никакую работу в бюджетной сфере за минималку, как и все молодые девушки?       Лиска крепко спала с тоненькой рукой поверх одеяла. Вены её были едва заметны, а в сгибе локтя лежали тёмные точки и отёки. Тогда я подумал: «Несчастная, топит горе в наркотиках», а не: «Наркоманка, надо её выпроводить поскорее». Тогда я просто позавтракал, почистил зубы, оставил полпачки сигарет и отправился на работу. Слишком уж крепко она спала и слишком уж долго пыталась уснуть — совсем не мог заставить себя разбудить её. Смейтесь, не смейтесь — такой я человек.       На работе муза меня била по мозгам неистово: я едва успевал отвлечься от станков, вытереть руки ветошью и занести в блокнот очередную заметку. Столько идей… это будет великая повесть! А роман? Роман дописать ещё… спасибо той бродяжке… Но вслед за воздушной и пленительной музой, чья босоножка постукивала меня совершенно не больно, последовала коренастая Карга-разумница. Карге-разумнице недостаточно было сидеть у подъезда на лавочке окраин моего сознания. Она оторвала скамейку вместе с шурупами и огрела таким термоядерным беспокойством:       «Зачем я оставил бродяжку одну? Ну не осёл ли? А вдруг она хату мою обнесёт. «Ну не-е-ет, она не такой человек», — повторял себе я постоянно, типа я писатель, типа я разбираюсь в людях. Но лавка Карги-разумницы опускалась на голову всё громче.       Я кое-как отпросился домой с обеда. Дома никого не было. Беспорядок, который мы так естественно с женой создавали, стал неестественным, чужим. Я бросился к свадебному конверту и, конечно же, конверт был пустой. Ничего другого Лиска не забрала. Впрочем, это самое логичное. Не выносить же ей на своих худеньких ручках телевизор? Её старые шмотки пропали с сушилки — она ушла в них, в полусырых. Я почему-то кинулся проверять, не пропали ли презервативы. Потом проверил оставленные для неё полпачки, оттуда убыло три сигареты.       Рухнул на заправленную кровать (да, Лиска зачем-то заправила её!). Минут двадцать лежал, весь потупленный, аморфный, ненастоящий. Но нужно было возвращаться в реальность. Я позвонил жене:       — Дорогая, привет, — я постарался убавить в голосе щенячьи нотки.       Она молчала.       — Тут дело такое… ты слушаешь?       — Что натворил? — спросила она, нет, скорее потребовала ответ.       — Вчера я приглашал бродяжку к нам домой, она у нас переночевала.       — Ты ебанутый? — поинтересовалась жена после долгой паузы. — Зачем?       — Она молодая была, и я подумал… жалко стало, замёрзла бы, — попробовал я оправдаться.       — Ну, и?       — Ну, и, она украла конверт, то есть его содержимое.       Мы замолчали. Почти на минуту. Я не стал нарушать тишину и покорно ждал, как осуждённый перед казнью.       — Так, блять, — она затянула свои стальные нервы в тугой узел и проговорила с расстановкой: — Толстому понадобилось восемьдесят два года, чтобы поехать кукухой, ты ёбнулся в свои двадцать три!       Так и сказала.       А я ей:       — Прости.       — Замолчи, слушай дальше. Ты сейчас же звонишь в полицию и заявляешь о пропаже. Говоришь всё как есть отвечаешь на все вопросы, как бы позорно это ни прозвучало.       — Ладно…       — Не, ну как тебя угораздило, дурачок мой? — спросила она уже ласково.       — Ну, я подумал, что так правильно.       — Ладно. Но не думай, что легко отделался, когда я приеду, такую нервотрёпку устрою, осёл ты блять.       — Х-хорошо.       — Всё, давай, целую.       — И я.       Мы что, помирились? В любом случае, я так и знал, что она не спросит, спал ли я с этой бродяжкой. Одна из причин, за которые люблю её.

***

      Дорогой читатель, заранее прошу извинить, если я что-то напутал в следующей сцене. Я ни в коем случае не ставлю под сомнение компетентность служащих МВД. Если и были допущены какие-то процессуальные ошибки в описании деятельности сотрудников полиции, то только потому, что я волновался и плохо запомнил весь случившийся со мной ад.       Я позвонил по номеру экстренной службы. Дежурная, уже уставшая к полудню, раздражённым голосом уточнила мои ФИО, узнала, как давно была совершена кража. Спросила про наличие взлома и ещё пару вопросов, которые я не помню. Потом, подумав, записала мой адрес и наказала, чтобы я ничего не трогал.       Полиция приехала через пятнадцать минут беспокойного ожидания. Я сидел на кровати, уставившись в одну точку. Жутко волновался и постоянно думал о том, как сильно я опозорюсь: очень сильно опозорюсь или пиздец как сильно?       Приехала целая комиссия! Вчетвером или впятером они кучковались на лестничной площадке: впереди стоял старший лейтенант лет пятидесяти, с глубокими морщинками вокруг глаз. За ним выглядывал прапорщик средних лет, высокий, широкоплечий, с брюшком — живая гора. И ещё двое — их погон не помню — стояли позади. С пролёта ниже раздался лай служебной овчарки и мягкое женское — «ш-ш-ш». Мне было не по себе от такого всеобщего внимания.       — Итак, у вас кража? — спросил старлей, собирая морщинки вокруг глаз, непонятно, в улыбке или раздражении.       Он указал ладонью, как бы намекая, что хочет войти. Я распахнул дверь и дал войти в прихожую, разгребая ногой свалку из обуви.       Старлей вошёл, мигом огляделся и спросил:       — Что пропало?       — Наличка из конверта, вот, — я показал на распахнутый конверт, который положил на стол и не убрал обратно в тумбочку. — Сорок две тысячи рублей.       Прапорщик вошёл следом, как-то осуждающе хмыкнул и отёр пот со лба. Всё же лето, и в брюках такому таф-гаю приходится несладко, особенно в квартире, выходящей окнами на солнце.       — Он так и лежал тут? — поинтересовался старлей вкрадчиво.       — Нет, это я… вынул.       Старлей собрал морщинки теперь, очевидно, в неудовольствии, и постукал пальцами по своей барсетке.       — Кто-то может подтвердить, что у вас пропали деньги?       — Жена. Но она на сессии в ...       Старлей снова постукал пальцами по барсетке.       — А кражу совершила…       — Бродяжка.       — Которую вы…       — Я её пригласил к себе.       Свет в коридоре автоматически погас — полицейские в подъезде стояли практически неподвижно.       — А у вас было…       — Нет, я с ней не спал.       Старлей и прапорщик посмотрели друг на друга, а потом на меня, как на придурка, потом снова друг на друга, и прапорщик пожал плечами. А старлей сказал мне:       — Пишите.       — Что писать?       Прапорщик достал планшет и несколько бланков. И низким, зычным, как со дна колодца, голосом, проинструктировал:       — Заявление о краже. Заявление о том, что не возражаете, если будет осмотр помещения. Не возражаете против применения специального дактилоскопического порошка, — он сунул мне образцы. — Потом я составлю… задам вопросы…       Я взял бланки, уголки на них слегка подсырели от потных пальцев прапорщика. Я показал ему, что можно пройти на кухню.       Но от меня отмахнулись: «Постойте, ничего не трогайте». В квартиру вошёл молодой с фотоаппаратом и сумкой через плечо, начал всё фотографировать.       Молодая девушка сержант дала понюхать овчарке штаны, в которых Лиска вчера ночевала. Собака энергично завиляла хвостом и взяла след. Вот только след пропал, ведь Лиска села в автобус. Не ожидал, что Лиска поедет на транспорте, ведь она так смущалась в общественных местах. А быть может, она знала, что будет пущена собака по её следу.       Понятых привлекли чуть ли не из соседнего дома, потому что в моём подъезде никто не согласился. Как и в соседних двух. С этим, говорят, всегда проблемы. Откликнулась сухая старушка, у которой глаза на маленькой головке как два огромных, отдельно существующих окуляра. И дама средних лет, пухлая и недовольная, что ей приходится оставлять дочь (будто она не знала, что потеряет полдня!). Обе наверняка знали меня под позывным «Молодой, из 33-ей». При них засвидетельствовали среди прочего: «конверт свадебный, синий, на поверхности компьютерного стола»; «штаны красные женские, 42 размер, на табуретке»; «футболка жёлтая женская 42 размер, на табуретке»; «пачка сигарет "Бонд стрит лайт", полупустая, на столешнице компьютерного стола»; «отпечаток большого правого и указательного правого на ручке входной двери со стороны квартиры» и так далее.       Прапорщик при заполнении бумаг спрашивал, во сколько я ушёл утром, запер ли предполагаемую преступницу и другие подробности. Уточнял её приметы. Спрашивал имя.       — Она представилась Лиской, — робко сказал я.       — Лиза? Елизавета? — уточнил прапорщик, и капелька пота с его лба упала на «столешницу кухонного стола, бежевую»       Мне вспомнилось, как Лиска поёт песню о прекрасном далёко, и я покачал головой:       — Скорее, Алиса.       — Больше никак она не представлялась?       — Нет.       Прапорщик пропел озадаченное «пу-пу-пу-пу-пу». А потом сказал, когда понятые и ответственный ушли с кухни:       — Слушай, парень, начистоту. Деньги, скорее всего, убежали. С концами. Даже если мы и найдём твою... Лиску.       — Да я понимаю, — сокрушённо сказал я.       — Слушай, а как тебя угораздило-то? — поинтересовался он, едва сдерживая усмешку на своём сальном лице.       Я ничего не ответил. А он, усмехнувшись, покачал головой, и капля пота с жирной щеки упала ему на воротничок.