о том и о сём

После сделанных дел Серафим вместе с Глебом возвращаются домой в третьем часу ночи. Слегка уставшие, но, в целом, всем довольные. Серафим рад быть дома не один, Глеб рад видеть Серафима. Примчался из Москвы в Петербург, как на праздник. Предвкушал наконец услышать заразительный смех, покататься на БМВ за, на минуточку, пять лямов и, конечно же, поспать на уебанском кожаном диване. Неудобном, да еще и на кухне. Всю ночь ворочаться от впивающихся в спину пружин и вздрагивать от неожиданного громыхания, когда его величество Серафим соизволит притопать на кухню попить водички. Глеб уже ни раз это проходил. А терпение у него, вообще-то не железное. Да и должно было закончиться многим раньше. Серафим, накинув любимый серый халат из Икеи, выскальзывает из ванны. Порывается было заскочить на кухню к Глебу пожелать спокойной ночи, сладких снов, счастья и здоровья. Только с кухни света не горит, и даже не мелькает приглушенное мерцание экрана телефона. Спит уже наверное, – думается Серафиму на секунду. А в следующую уже не думается. Он так и застывает в проеме комнаты, уставившись в раскрывшуюся перед ним расчудесную картину. На половине великолепной двуспальной кровати, бывшей некоторое время назад в полном владении Серафима, развалился Глеб. Вполне себе по-хозяйски. Уже под одеялко залез. Сидит в телефоне и взгляда даже не поднимает. — О, а че это у нас за лежбище организовалось? — восклицает Серафим, наконец выйдя из ступора. — А че? — следует красноречивое изречение в ответ от Глеба, который соизволил оторвать глаза от мобилы. — А ниче, — Серафим, приняв тактику противника, отвечает соответствующе, — пиздуй на кухню. — Не пойду, — Глеб демонстративно складывает руки на груди. — Я тебе таракан что-ли, чтобы на кухне спать? Я гость твой, а ты со мной так обращаешься... Серафим, словно рыба глотает ртом воздух. Обескураженный наглостью, он не находит ни слова, чтобы парировать аргументы Глеба. Тот добиваться своего умеет. Знает это. И прекрасно пользуется своими, отточенными до мастерства, навыками. Теперь смотрит почти с вызовом снизу вверх. Знает же, чертеныш, что Серафим сегодня не в той кондиции, чтобы устраивать бои за выживание и здоровую спину. И уж тем более не в той, чтобы идти спать, свернувшись калачиком, на диван, который он, к слову, недавно залил пивом. Хоть Глеб того не знал, но как будто почувствовал, что не стоит к нему приближаться. И спорить с Глебом не хочется все же. Гость никак-как-никак-никак. Нагловатый, но гость. И наглости евоной предела нет, как и совершенству. Глеб, отодвинувшись слегка на край кровати, откидывает одеяло и призывно похлопывает по простыне, будто это Серафим у него в гостях. Безобразие наивысшего масштаба. Да только выбора у Серафима нет. Кинув халат в шкаф и выключив свет, Серафим мешкается у кровати. Проскальзывает мысль бросить подушку между собой и Глебом, но тут же отгоняется подальше как самое вопиющее неуважение. Глеб точно обидится. Да и че они. Не чужие люди. Серафим уверенно ныряет под одеяло. Толку в уверенном заходе никакого. Один хрен так и остается на самом краю. То ли Глеба излишними соприкосновениями стеснить не хочет, то ли сам стесняется. Его новоиспеченный сосед по кровати, к слову, вообще ничему не смущается. Втыкает аирподсы и тихо посмеивается над тиктоками. Серафим вслушивается в неразборчивый шум из наушников и почти привыкает к тому, как непривычно продавливается вторая часть кровати под чужим весом. Внезапное ощущение вторжения в собственное личное пространство заставляет широко распахнуть глаза. Глеб пушинка почти со своими килограммами, однако не заметить обвитых вокруг себя конечностей все равно не получится. Серафим каменеет. Неожиданно бросает в жар. И даже не от того, что Глеб горячий и прижимается. То есть от того, но не совсем... — Гле-е-еб, — с максимальной деликатностью интересуется Серафим — Я сплю, — доносится приглушенное. — Тебе не кажется, что ты слегка нарушаешь территорию? В невнятном шевелении чужой бошки где-то в районе груди Серафим распознает мотание головой. Глеб плотнее закидывает ногу поперек бедер, расслабленную ладонь устраивает на животе. Встает выбор. Оттолкнуть Глеба или оставить все как есть. И, если быть до конца честным хотя бы с собой, отталкивать его от себя не хочется. Он не тяжелый, не наваливается и не сдавливает собой дыхание. Только обволакивает, как облачко. Коим он и является со своими пушистыми кудрями, – в полудреме отмечает Серафим. Почти неосознанно рука тянется к голове Глеба, зарывается в шелковые волосы. Серафим перебирает эту воздушную мягкость и чувствует, как Глеб ластится ближе. Подползает выше и утыкается носом в чужую шею. Рука в волосах так и остается, и Серафим не видит, только чувствует, как Глеб улыбается, обдавая горячим дыханием. Бегут мурашки. Серафим думает, что Глеба стоит приглашать почаще. Невесомое касание чужих губ где-то в районе артерии. Серафим засыпает.