В этих линиях — мы

      Тренировочное поле в Севилье дышало жаром, лучи солнца стекали сверху, обволакивая Ивана Ракитича, который разминался с валиком на расстеленном мате в ряду одноклубников. Прозрачные глаза были по-кошачьи прищурены, кончик языка высунут от усердия. Мышцы длинных ног, ритмично напрягаясь и расслабляясь, прокатывались по пупырчатому резиновому валику, солнце золотило волоски на безупречном теле…       Лука, нервно сжимая теннисную ракетку и не утруждая себя вопросом «как я здесь очутился?», подошёл и склонился над ним:       — Как поживаешь, ветеран?       Его тень упала на лицо Ивана, и тот ответил с довольной ухмылкой:       — Знаешь, почему в Африке любят полных женщин? От них много тени! А вот от тебя — маловато.       — Маленький человек отбрасывает большую тень, как говорили в «Игре престолов», — нашёлся Лука.       — Что там ваш благотворительный теннис?       — Мы с Чиличем бьёмся против Додига и Перишича. Весело, не то что на Евро!       — Аа, Перишич… — протянул Иван и невозмутимо продолжил разминку, до невозможности задрав левую ногу в слегка завернувшемся носке. Лука сглотнул, воображая её на своём плече. — Ты в каждом матче так судорожно обнимал его, прижимался всем телом, словно сублимировал с первым попавшимся под руку Иваном…       — Вот ещё! — буркнул Лука, увидел ироничную рожицу и добавил: — Ну… на некоторых фотках и правда смотрелось двусмысленно…       — И ты совершенно случайно прислал мне именно их.       В паху становилось жарче, чем под прямыми лучами солнца. Лука опустился на мат, опираясь руками по обе стороны от головы лежащего Ивана, не в силах разорвать завораживающий контакт взглядов. По соседству продолжали разминаться Торрес, Гомес и другие севильцы, ходил помощник тренера, но присутствия Луки и неположенного общения никто не замечал. Всё было так абсурдно, как и должно быть у них по жизни.       — Перия — мировой мужик и моя правая рука в сборной… теперь. Но это не тот Иван, который в моём вкусе.       — Хмм, а какой же Иван в твоём вкусе?       — Тот, у которого волосы не кудрявые и не чёрные, а русые… — нагретые солнцем короткие пряди сами легли Луке в ладонь. — У которого горбинка на носу… — он быстро лизнул солёный от пота нос Ивана. — У которого белые руки все в чёрных тату… — он прижался губами к подставленному предплечью и протянул поцелуй по вене до запястья. — Тот, чья рука на Евро должна была быть в моих волосах вместо чужой… — учащённо дышащий Иван уже завладевал его шевелюрой. — Который на мундиале нашёл для всех верные слова, когда у меня не было ни слов, ни-че-го…* — на губы Луки успокаивающим движением лёг палец. — Тот, кого я не собираюсь забывать, потому что у нас были не обычные блядки на период совместной игры… — тут Лука оказался обхвачен обеими руками и завален сперва на разгорячённое тело Ивана, а затем и под него.       — Убедил! Знаешь, я всегда мечтал сделать это на мате. И с этой вот штукой вместо подушки, — заявил Иван, подсовывая резиновый упругий валик ему под поясницу, пока Лука нетерпеливо забирался к нему в шорты и ощупывал там твёрдое и влажное…       — Земля вызывает Модрича! С тобой всё в порядке?       Манджо смотрел сверху с обычным видом охуевшего котика. Лука даже не задумывался, на кого сейчас похож он сам, вынырнув из грёзы и продолжая водить кулаком туда-сюда по твёрдой гладкой ручке теннисной ракетки…       Вокруг шумел теннисный корт пострадавшего зимой от землетрясения хорватского городка Петриня, где шёл благотворительный турнир. Мир встал на место.       — А… ага… — только и сказал Лука.       — Мне показалось, что тебе и этому спортинвентарю надо бы снять номер… — Манджо указал глазами вниз, и, подмигнув, отошёл в сторону.       Белые шорты Луки топорщились палаткой. Выругавшись, он бросил на скамейку ракетку, чья мокрая ручка прилипла к ладони, и устремился к туалету. Номер хотелось бы снять не с ней, а с Ракетой, который находился за две тысячи километров отсюда...       Рывком приспустив бельё, чтобы получить хоть квази-разрядку, он почти не удивился, нащупав на ягодицах многочисленные свежие отпечатки от пупырышек валика…

***

      — Ууыыыхх! — прокряхтел Иван, опускаясь в ванну с плавающими в ней кусочками льда. Присовокупил два ругательства на хорватском и одно на немецком. Рефлекторно материться на испанском он так и не научился, старого пса новым штукам не выучишь. — Ice, ice, baby!       Проведя в футболе большую часть жизни, он привык к этой процедуре, вдобавок, на севильском тренировочном поле сегодня стоял такой крематорий, что ощущение оглушающего все нервные окончания холода ставило организм в тупик: это страдание или релаксационный кайф?.. Льдинки приятно позвякивали, колыхаясь на поверхности воды. На потолке восстановительного помещения играли водно-солнечные блики, ноющие после усиленной тренировки мышцы освобождались от молочной кислоты. Иван бросил взгляд из-под тяжелеющих век на таймер… всё включено, а то можно задремать и отморозить себе бубенцы, если не что похуже. День был утомительным и скучным…       Он даже не удивился, что Лука стоит рядом с ванной, одетый в графитового цвета гостевую форму, которую так и не успел примерить сам Иван. На плече — повязка, сосульки вспотевших волос перехватывает резинка. Матч нетрудно было опознать: на груди против крошечного флага Хорватии красовался флаг Испании…       Молчаливо, устало улыбаясь, Лука присел на бортик. Рисунок морщин на худом лице складывался в неповторимую своеобразную красоту, это лицо могло выглядеть и на двадцать пять, и на сорок в течение одной минуты.       — Мне жаль, что так вышло... — первым делом выпалил Иван, подняв из воды руку и коснувшись древнего шахматного герба у него над сердцем. Ткань слегка намокла и обрисовала сосок. Невозможно было удержаться, чтобы не проверить на ощупь (а лучше — легонько ущипнуть). Иван и не стал удерживаться.       — Спасибо… Футбол есть футбол. Жизнь продолжается… — Лука поймал его мокрую кисть сухими горячими пальцами и поцеловал, прикрыв глаза.       — Слава богу, что ты это понимаешь, и что мы с тобой продолжаемся, — нежно усмехнулся Иван. — А то у тебя сперва был такой суровый вид, словно ты пришел наказать дезертира...       Он подхватил льдинку двумя пальцами и поднёс ко рту Луки, повёл ею по губам, что были обветрены бегом на полях Евро. Зачарованно любовался, как они, увлажняясь, медленно втягивают блестящий на солнце кусочек.       Подтаявшие льдинки звякнули и затанцевали вокруг руки капитана, которая погрузилась в воду, провела по груди Ивана сверху вниз, заставляя задрожать не от холода, а от предвкушения.       — Наказать? Только если ты хорошенько меня попросишь… — второй рукой Лука посадил на поверхность воды откуда-то взявшуюся жёлтую уточку. — Ну-ка… что за большая сосулька тут вырастает на дне?       Иван расхохотался и, недолго думая, сунул за ворот графитовой формы целую горсть льда. Лука взвыл и рухнул к нему в ванну под писк резиновой утки…       Он лениво проморгался под писк таймера, вылез из ванны, зябко ёжась и поглощая каждой порой кожи тёплый воздух. Озадаченно посмотрел вниз…       Невзирая на холод, стояло у него так, что хоть гвозди забивай. Основание члена было обмотано резинкой для волос, завязанной кокетливым бантиком.       — Не знаю, где ты шлялся, друг, но взял ты первый приз! — пропел Иван, подцепляя с резинки длинный русый волос.**