чудесные у вас кольца!

Земфира — Искала

      — Я правильно понимаю, все взаимно?       Арсений отодвигается ещё дальше, вытирая слюну с подбородка. Вместо ответа Антон кивает ему и смущённо отводит взгляд.       — Что ж… может, тогда сможем быть вместе? Я сразу предупрежу, что у меня такое в первый раз. Буду прощупывать почву и действовать по интуиции. Согласен?       Взгляд Попова быстро скользит от глаз парня к его рукам, груди и возвращается обратно. Шастун не знает, что ответить. Не хочет, чтобы снова было больно. Не хочет обидеть Арсения. Не хочет отвечать.       — …Или тебе время дать…? Подумать… Это серьезно…       — Знаешь, да. — он цепляется за этот вопрос как за спасательный круг. Взять время — то, что нужно.       Через час Антон уходит из квартиры — у обоих нет сил терпеть эту неловкость, возникшую из-за неопределенности. Решает пойти пешком, чтобы как раз воспользоваться этим «временем» и подумать.       Никогда в жизни Шастун не признавался кому-то в симпатии, даже Ире. Да, целовались, да, занимались любовью, но даже «ты мне нравишься» не произносил. Ира говорила, а Шастун улыбался и делал вид, что не слышит. Сейчас понятно: эгоистично, что пиздец. Мало того, что сам страдал, так ещё и девушку за собой тащил. Арсений — шанс исправить ошибки, научиться любить. Любить открыто, так, как все нормальные люди: без умалчиваний, лжи и боли. Хотя кто сказал, что боли не будет?       Антон не хочет тонуть. Арсений — болото, окруженное высокими борщевиками, которых стоит только коснуться –обожжешься, оступишься и завязнешь, не имея шанса зацепиться за что-то и вылезти из трясины. Тем более, пока неизвестно, что внутри. Парень погружен по пояс, ноги его приятно окутывает и согревает растительность внутри. Черт только знает, что дальше будет. Может, больше тепла и приятного ощущения безопасности? А может, гигантская пасть мифического существа, готового проглотить все, чего коснется?       Но рисковать все равно не хочется.       Или…?       Может, стоит наконец посмотреть своим страхам в лицо? Решиться хоть на один адекватный поступок в своей жизни? Отрефлексировать, почему все вокруг так смело идут навстречу своей любви, даже безответной, а Антон даже посмотреть в ее сторону боится, хотя знает, что взаимно? Что, блять, с ним не так?       В голове непроизвольно всплывают воспоминания об Ире. Наверное, рискнув тогда, он был бы счастлив. Наверное, если бы он не сдерживал свои чувства в себе, сейчас не было бы так сложно. Или нет. Всегда есть шанс, что его разбило бы тогда даже больше, чем было на самом деле. Стоит ли оно того?       Да кто знает…. Как это проверить, пока не ясно. Хотя ясно, конечно. Но делать он этого не будет. Или.? Сука, решить бы уже что-нибудь.       Антон достает пачку сигарет, вытягивая одну и зацепляя ее губами. Жить так страшно на самом деле. Не знаешь, кому довериться, да и вообще можно ли кому-нибудь доверять. Не знаешь, как общаться с людьми, как найти подход к каждому, да и вообще нужен ли этот подход?       Первая затяжка, приятное покалывание внутри.       Он четко дал понять, что отступать не собирается. Видимо, нужно прояснить эту ситуацию.       Шумный выдох, рассеивание белого дыма.       Так глупо: «Я в тебя до дрожи в теле влюблен. Что, это взаимно? Быть вместе? Нет, не в моем стиле. Давай делать вид, что ничего нет и просто поглядывать иногда друг другу в соцсети. Другого выхода не вижу. Ты против? Тогда я буду тебя игнорировать и разорву мосты. Будешь бороться до последнего, потому что я тоже тебе нравлюсь? Что ж, удачи, ничего у тебя не получится. Тебе больно? Жаль, конечно, я не хотел тебя расстраивать, но по-другому пока не умею. И учиться не собираюсь.» — Ну что за тупость, блять, — Антон делает быструю затяжку, выдыхает и садится на первую попавшуюся скамейку — вообще-то редкость в Санкт-Петербурге, — пиздец…       Замерзшая задница, падающий на коленку пепел с сигареты. Глупо делать вид, что в первую их встречу Шастун просто нашел своего Дориана Грея. Да, удивил, да, красивый. Рисуем и расходимся. Так нет же. Надо было продолжить работу с ним и довести все до точки невозврата. Антон разбирается в своих мыслях уже больше часа, ходит кругами вокруг своего квартала и чувствует, как ему становится физически плохо — словно вокруг мозга расплылась грязная, темно-серая паутина, от которой невозможно освободиться.       Уже немеющие от ночной прохлады ноги — Антон никогда не носит носки, даже под кроссовки, — выкуренная сигарета и запутанные мысли. Конечно, круто, что Арсений старается втереться ему в доверие. Точнее сказать, дает понять, что ему можно довериться. И Шастун, кажется, в жалком миллиметре от этого. Одно сообщение отделяет спокойную беспокойную жизнь от неизвестной, но такой манящей. Он тушит очередную сигарету и, охваченный внезапным порывом мрачной решимости, проходит в парадную, на ходу доставая телефон.       — Что же я, блять, делаю…       Ни одному человеку в жизни не получится довериться на сто процентов.

Вы:

23:14

Я согласен, но при условии, что ты не бросишь меня на следующий же день

Арсений Попов: 23:14 Хорошо, но при условии, что ты не убежишь от меня на следующий же день)) можно я позвоню?       Антон дрожащими руками пишет «конечно» и жмурит глаза в попытке успокоиться. Ему казалось, что он чувствовал бы в разы меньше эмоций, будь он истерзан диким животным. Сейчас — по-другому. Сейчас — уже по шею.       Антон едет в лифте и наблюдает за разблокированным телефоном. Сердце тревожно дрожит в нарастающем предвкушении. Секунда — и раздаётся вибрация. Шастун незамедлительно принимает вызов, потому что помнит: чем дольше думает, тем дольше не делает.       — Вау, — Арсений в трубке усмехается, — как быстро.       — Ждал, — с улыбкой на лице проговаривает Антон. Как же сильно он хотел сейчас услышать этот голос. — что-то хотел?       — Завтра приедешь ко мне? Поговорим, посидим.       — Да, без проблем.       — И ещё просто хотел тебя услышать. Как дошёл?       — Э-э-э… — Антон мнется, вставляя ключ в дверь, — только что пришёл, вот дверь открываю.       — А почему так долго? Гулял? И без меня? — в динамике слышен тихий смех.       — Да просто не торопился никуда. Медленно шёл, думал.       — Думал, что ответить на мой вопрос?       Антон обжигается об эту фразу. То есть… на такие темы, как искренние личные чувства друг к другу, табу не ставится?       — Да…       — Я рад тому, к чему ты пришёл. До сих пор поверить не могу, — он снова усмехается, — завтра обещаю заобнимать тебя до смерти.       Антон смущённо улыбается.       — Обещаю сделать это в ответ.       Проговорив о жизни — Антон рассказывал как делать, по мнению Арсения, «лучший кофе в его жизни», — парни прощаются, желая друг другу доброй ночи и нехотя отключаются.       С Арсением очень просто. Вещи, которые казались странными, могут стать обычными. Вещи, которые Шастун не говорил никому, боясь показаться уязвимым, он хочет говорить Попову постоянно. Действительно, по шею.

***

      — Так шарф для чего нужен? Или ты не носишь такое? — Илья отчитывает Антона из-за того, что тот осенью ходит раздетый.       — Братан, я просто замерз, когда вчера от друга шел. И шея не замерзла, ноги только. Носки купить надо.       — Питерским студентам не хватает денег на носки? — он усмехается, — Тебе подкинуть?       — Нет, спасибо. Пока есть.       — Подожди, а от какого друга? — Антон закатывает глаза, потому что снова слышит нотку «наконец-то шанс, что мой брат перестал быть асоциальным фриком» в голосе.       — От Арсения. — бормочет он и рефлекторно отодвигает телефон от уха.       — Блять, Антон! — рявкает брат, — Ты ахуел, я смотрю? Нахуй тебе этот педик? Он ненормальный, понимаешь? Тебе двадцать лет уже, а ты все такой же мелкий. Тебе самому не противно с ним возиться? Ну, ты представь: говоришь с ним, а он с мужиком под ручку ходит. Ничего не смущает? Это ненормально, против природы, понял меня? Очевидные вещи до тебя хуй допрут.       Шастун вздыхает. А чего он ещё ожидал? Благословения? От Ильи-то? И как ему сказать теперь, что, оказывается, Антон тоже «педик» и «ненормальный»?       — Он нормальный. Я тысячу раз объяснял: мы тогда выпили. Щас все норм. Он адекватный… Все, короче, я заебался… Давай на другую тему. Как там Оксана?..       Антон хлюпает по утренним лужам и ищет глазами свой универ. Никогда в жизни ещё разговоры с Ильей не были настолько утомительными. Его это пугает не на шутку, потому что терять единственного родного человека не хочется. Да он жизнь свою без Ильи представить не может. Хоть и видятся они редко, и созваниваться стали не так часто, как раньше, все равно его греет внутри чувство, что есть на свете человек, который его действительно любит и верит в него. Братская связь ощущается даже через тысячи километров: главное, помнить, что он всегда рядом.       — Слушай! Кстати об Оксане. Она….мм… беременна короче. — Илья неловко усмехается — видимо, сам не до конца верит в то, что только что произнес.       Новость ставит Антона в ступор. В настоящий такой, стоячий ступор. Он останавливается на мгновение, а сердце пропускает сильный удар, будто собирается вырваться наружу.       — И…? Аборт?       — Нет, конечно. Рожать. Я похож на того, кто ребенка своего будет убивать?       Пиздец. Антон идет молча и видит, как мимо пролетают картинки из детства: вот они играют во дворе, тут им купили компьютер, и они спорят, кто следующий идёт в ГТА. Где-то Илья защищает Антона от одноклассников, а где-то Антон несет его на своих плечах из школьного двора после драки, побитого и изнеможенного. Слишком быстро они повзрослели. Время, оказывается, действительно быстротечно. Шастун старается отмахнуться от мысли, что самому ему уже двадцать и, по сути, пошел уже третий десяток.       — Ало? — молчание затянулось, и Илья задумался, не прервалась ли связь.       — Ээ…да. Да, слушай, это круто. Ну, вообще вау. Поздравляю вас! Это же хорошо?       — Конечно, хорошо, Тох! Ахуенно. Я, получается, батяня теперь.       — Тогда поздравляю, да. Слушай, я уже вот подхожу к универу, как-нибудь потом созвонимся. Пока, люблю, целую.

***

      Спустя три пары Антон кое-как успевает на автобус, ругая себя за очередное проявление непунктуальности. Раньше такого не было: встанет в шесть утра, сделает свои дела за полчаса, выйдет за час до начала мероприятия, хотя дорога занимает не больше двадцати минут. Так ладно если приходил бы да сидел, — но он же не хотел, чтобы думали, какой он «глупый» и как «приходит рано, значит, хочет внимание привлечь», — поэтому бродил вокруг и заходил, только когда видел, что «нормальные» люди пришли.       С остановки он бежит, чувствуя, как хлюпает вода в кроссовках — спрятаться от дождя все же не получилось. Шум капель, падающих на капюшон, свет фонарей, виднеющихся сквозь полосы дождя, и влажное лицо — романтика, блять, Санкт-Петербурга. А ещё грязь на подошве, прилипшая к телу футболка и, естественно, лужи, брызги от которых навеки запечатлены на куртках прохожих.       Забегает в парадную, облегчённо выдыхая, и мысленно благодарит старика, выходившего изнутри. Поднимается на нужный этаж, звонит в дверь. Сообщение «Эд тут, не против?» от Арсения совсем немного пугало, но пути назад нет. Птичья трель разносится по квартире, не забывая пройти сквозь Антона и одарить его ностальгической улыбкой.       Арсений, в голубом свитшоте и чёрных скинни-джинсах, почти мгновенно открывает дверь, мило улыбаясь.       — Привет.       Антон пока не понимает, что делать и как нужно приветствовать своего, прости господи, парня. Но Попов берет ситуацию в свои руки и тянет его в квартиру, утягивая в крепкие объятия.       — Я мокрый, — предупреждает Шастун, но Арсений лишь взмахивает рукой, мол, это сейчас неважно.       Пока Антон старается напрячь подкашивающиеся от такой неожиданной, но приятной близости ноги, тот коротко целует в щеку и проводит по ней рукой, все ещё ярко улыбаясь. Шастун подаёт признаки жизни, притягивая мужчину ближе и зарывается пальцами в волосы.       — Кольцами не зацепись, — усмехнувшись, шепчет Арсений.       Антон улыбается и коротко кивает, не желая говорить что-то сейчас. Его буквально разрывает от мысли, что Арсений, та модель, чёртов Дориан Грей, сукин сын, миллионер и филантроп сейчас обнимает его. Тепло, медленно проходя по всем сосудам, будто вырывается наружу через улыбку и открытые к объятиям руки. Его ведёт от учащенного дыхания Арсения, потому что он сам кое-как сводит концы с концами, цепляясь за вязкий воздух. Понимать, что не ты один умираешь из-за горящей влюблённости — что-то за гранью восхитительного и реального.       — Эй, голубки! Че вы там? Поебетесь, когда уйду, — Эд, все это время сидевший на диване, приподнимается и недовольно кричит.       — Выграновский! Замолчи. — рыкает Арсений и отодвигается от Шастуна. — Пошли, познакомлю с ним.       Попов помогает ему с курткой, раскладывая её на батарее, и проходит к Эду, не забывая переплести свою руку с рукой Антона. Шастуну хочется кричать от такой тактильности, но он делает вид, что привык к подобному и чувствует себя так же, как и всегда: спокойно, не опьянённо и готовым к разговору.       — Здрасте.       — Хуём по пасти.       — Эд, твою мать! — Арсений снова прикрикивает на него и недовольно смотрит на хохочущего друга.       Антон неловко улыбается, стараясь не показывать свой неперекрываемый страх знакомства с Эдуардом.       — Да, ладно тебе! Антон, здарова. Наслышан о тебе, честно говоря, сильно и часто, — он кидает взгляд на Попова, — Арс говорил про тебя, не прекращая.       Шастун поджимает губы в улыбке и смотрит на Арсения, который пожимает плечами.       — А ты стеснительнее, чем я представлял. Говорить хоть умеешь?       — Умею, — голос получается хриплым, и он прокашливается, чтобы повторить более понятно, — умею.       — Слава Украине! Ну, как дела?       — Да… нормально, — Антон кидает взгляд на Попова и сжимает крепче его руку в своей, безмолвно прося помощи, хотя бы ментальной.       — Так, Эд, ты хотел познакомиться. Познакомился? Тебе нужно было куда-то идти, да? Можешь идти.       — Ох, какие мы! — Выграновский встаёт и плетётся к своей куртке, театрально бормоча свой монолог, — Это ужасное чувство, когда твой друг на глазах превращается в быдло, и ты понимаешь, что навсегда потерял того настоящего старого друга.       — Не старый я! Даже тридцати нет.       — Всё, все, уебываю. Приятного секса!       Арсений цокает ему в след и уходит к барной стойке.       — Есть хочешь? Есть куриная лапша из доставки и вчерашняя пицца. Можешь брать, чувствуй себя как дома. Хотя я надеялся, что скоро эта квартира станет для тебя домом, если ты понимаешь, о чем я.       Антон спотыкается на таких утверждениях: слишком резко, понятно и прямо. Нет в голове слов, которыми можно ответить на такие реплики. Ира так не делала, а если и делала, то только в переписке — поэтому Антон легко отшучивался. Он тихо угукает и аккуратно присаживается на диван. Через насколько секунд к нему присоединяется Арсений и сразу обнимает его одной рукой.       — Ты такой чудесный, — он говорит с придыханием и облизывает губы, — можно?       Попов указывает взглядом на губы и спрашивает разрешения поцеловать. Даже здесь Антон чувствует бесконечное тепло заботы, хотя, казалось бы, — обычный вопрос. Он снова кивает, предпочитая молчать. Слова благополучно исчезли из его головы, испугавшись красного знака «блять какой же он ахуенный».       Арсений придвигается ближе, кладет руку на шею Антона и касается его губ своими. Оглаживает шею, делая фантомный массаж, и нежно мнет губы. Шастун зажмуривается от того, как много нежности он замечает в жестах парня. Тот отстраняется от губ и принимается покрывать лицо короткими поцелуями: в щеку, лоб, нос, глаз. Везде, куда дотянется. Внутри разливается приятное тепло, которое принимает человеческую форму и сжимает каждый орган своей горячей рукой. Дыхание останавливается, словно не хочет мешать чувствовать момент каждой клеточкой тела и отвлекаться на ненужные никому сейчас вдохи.       — Как день прошёл? — Арсений оглаживает щеку и смотрит прямо в глаза, выжигая в них огромную дыру.       Антон, не имея сил больше это терпеть, отводит взгляд в пол.       — Хорошо. Ну, как обычно. С подругой виделся.       — С Соней?       Антон хмурится.       — Ну, да… а ты откуда про неё знаешь? Я же не говорил…       — Не говорил. Я слышал твой разговор с ней, когда мы в «Забыли сахар» сидели. Я приревновал, честно говорю. Было такое чувство… знаешь, когда ты не уверен полностью, есть ли между вами что-то, но надеешься всем сердцем, что все будет в мою пользу. Такая неопределённость. Кошмар, в целом.       Шастун снова подвисает: его ревновали. И не кто-то там, а сам Арсений. Арсений, блять, Попов. И говорит об этом так прямо, словно ничего страшного в этих словах нет. С Ирой он никогда такого не позволял — нужно было делать вид, что ни на какие эмоции она его не выводила, да и сама девушка после пары неудачных попыток нежности перестала таким заниматься.       — Ничего не скажешь? — Попов неосознанно отодвигается и поджимает губы.       Антон быстро поднимает взгляд и бегает взглядом по лицу напротив. Срочно, срочно, нужно что-то сказать.       — Э-э… я не знаю, что сказать просто. Ты так прямо говоришь, — он неловко усмехается, — у меня слов никаких нет.       Арсений хмыкает.       — Говори, что чувствуешь. Забудь, что ты волнуешься, что нет слов. Я вот сейчас себя чувствую подростком во время первой влюблённости, настолько сильны мои чувства к тебе. Понимаешь?       Шастун отводит взгляд, концентрируясь на одной точке, и старается понять, что же он чувствует. Однозначно невыносимый жар внутри и какую-то неловкость из-за того, что молчит.       — Мне странно. Ну, знаешь, я прям ощущаю свои чувства к тебе. Хочется… э-э… просто сидеть тут. Ну, рядом. Блять, хуйню сказал, да?       — Нет, нет. Все чудесно, давай дальше.       — Ещё мне пиздец стыдно за то, что я ничего не говорю и мало проявляю каких-то нежностей. Ну, не так много, как ты это делаешь. Просто, я прям кое-как держусь, чтобы не задохнуться от такого, поэтому даже мысли нет, чтобы сделать че-то взаимно. Пиздец, короче…       — Антон, ничего страшного. Так бывает, в начале отношений, и это норма. Какой я у тебя по счету?       — Там сложно… но, можно сказать, второй.       — Вот видишь! А у меня было намного больше. Хоть и не с парнями, но, оказалось, это не так сильно и отличается от девушек.       Он успокаивает Антона искренней улыбкой и тёплыми объятиями.                   — Спасибо…

***

      — Пожалуйста!       — Сонь, я не буду это покупать.       Антон отводит девушку от холодильника с сырками и недовольно смотрит на нее — как ребенок, ей богу! Денег нет, они все ещё бедные студент и студентка, какие, нахрен, сырки?       — Я, блять, запомнила! Попроси у меня чё-нибудь когда-нибудь ещё. Отпусти! — Соня вырывается из не такой уж и крепкой хватки Антона и с тоской плетется до холодильника — то ли хочет посмотреть напоследок, то ли кинуть их в Антона.       — Сама возьму! Для себя мне не жалко, — девушка открывает дверцу и берет один «Свитлогорье» с варёной сгущёнкой.       — Пятьдесят рублей, Сонь! — Антон ударяет себя рукой по лицу и не может перестать удивляться такой глупой спонтанной покупке.       — Нахуй иди.       — Сама иди.       Вот и порешали.       Через час, конечно, когда Соня распаковывает этот самый сырок в квартире Антона, последний смотрит с завистью и с полным слюной ртом, но зато деньги сэкономил, верно?       — Какие планы? — девушка словно издевается: делает маленькие укусы и закатывает глаза от удовольствия.       Антон переводит взгляд на турку с почти готовым кофе.       — Заказ есть один…- он зевает, — надо сделать…       — Заебись, как раз посмотрю, как ты это делаешь.       — Рисую?       — Ага.       Через полчаса они сидят на своих местах — Антон за столом и с карандашом в руке, а Соня на столе, с телефоном в руке. Девушка изредка поглядывает на работу Шастуна и то усмехается, то округляет глаза в удивлении. Но чаще всего, конечно, угарает со смешных картинок в инстаграме.       — Соф.       — М? — она отвлекается от телефона и спокойным взглядом окидывает Антона. Тот седьмой пот с себя стирает и уже десять минут пытается анатомически правильно построить нос-картошку заказчика.       — Расскажешь про парня своего?       — Блин, красиво, Тох…- она притягивает к себе лист и с театрально-наигранным интересом разглядывает.       — Ну, ладно, — сразу сдается Антон — спорить с ней бесполезно и для жизни опасно. Это словно закрыть дуло рукой и думать, что можно удержать выстрел.       — Да нет, Шаст. Расскажу. Ты же не сразу мне сказал, что с Поповым теперь мутишь, ага? А я расскажу… Мы познакомились в универе, на первом курсе ещё была. Ты, кстати, возможно его знаешь. Сережа Матвиенко. Помнишь?       — Помню… Он обычно срывал пары нам, когда внезапно приходил выяснять отношения с преподами. Но… — Антон тупит взгляд, — я не знал, что вы встречаетесь.       Она усмехается.       — Да, он говорил, что не хочет, чтобы кто-нибудь знал об этом. Типа, наш маленький секрет.       — Он тебя стеснялся?       — Что? — девушка хмурится, — нет, конечно…точно нет. Просто не хотел, чтобы знали о нас.       Антон с непониманием кивает.       — Так вот. Он был классный. Заботливый очень. Постоянно хуйню всякую милую дарил. Я вообще нежности не очень люблю, но он как-то изменил меня. Кстати, через месяц у него какие-то траблы с деньгами начались, но он все равно делал приятное мне, хотя бы после ссор, в качестве примирения, но дарил. Это круто. Я его пиздец любила.       Она перестраивается, складывая ногу на ногу, и подкладывает руку под подбородок.       — Серьезно, он очень классный. Но ревнивый был, жесть. Хотя я это плюсом считаю, — Шастун выгибает бровь в немом вопросе, — ну, типа, любил, значит. Иногда так сильно злился, что готов был въебать всем, кто на меня заглядывался. Пару раз меня ударял, но так, знаешь, чисто пощечину. Зато по делу.       — Он тебя бил? — Антон в ступоре: Соня говорит так, будто ничего страшного не случалось.       — Ну, не прямо бил, Шаст. Я ж в больницах не лежала, с синяками не ходила. Я говорю, пощечины давал пару раз. Но по делу вообще-то. Он так-то мог до полусмерти отпиздить, но не трогал же — любил.       — Сонь, блять. Тебе кто такое сказал вообще?       — Ой, все, Шаст, хорош… Чем все закончилось-то… Наша одногруппница Женя кинула мне фотку, где Сережа целуется с бабой какой-то. Мне, естественно, обидно было. Хотя я примерно представляла, из-за чего он так. Я ездила тогда к родителям на полторы недели, и приехала с месячными. То есть сам посуди: не трахались больше двух недель. Но мне все равно грустно было, что на её месте не я. Ну, я пошла к другу, и походу так решила свою обиду вывести. Типа, отомстить. Я поцеловалась с ним. Потом… — она прикрывает глаза, — потом оказалось, что на фотке не Сережа — он сам так сказал — и мне он не изменял.       — Сонь… знаешь мем «я спросил мошенники они или нет, они сказали, что нет»? Похожая ситуация, блять. Я на все сто процентов уверен, что это был он.       — Шаст, ты не знаешь его. Я ему доверяю полностью. Это не он… Ну, так вот. Так как наши отношения полностью были построены на доверии, потом я ему сразу призналась, что поцеловалась с другим. Ты, блять, не представляешь, как хуево мне было. Я боюсь представить, каково было ему. Он тогда злился пиздец, ударил меня — я его понимаю, сама бы себя отпиздила, — и ушел. Я в сообщениях извинялась, пыталась помириться, но он игнорил. А потом написал большое сообщение о том, чего я не осознавала: что он меня пиздец как сильно любил, постоянно обо мне заботился, все для меня делал, да и вообще только ради меня, можно сказать, жил. А я, дура, блять, подорвала его доверие. Я до сих пор себя ненавижу. Как обычно все просрала.       — И ты после этого решила не к психологу обратиться, а на мужиков себя тратить?       — Шаст, скажи: ты ебанутый? — она возмущенно опускает брови, — какой, в сраку, психолог? Думаешь, я расставание пережить не могу?       — Сонь, не в расставании дело. Сережа этот твой — долбоеб и абьюзер. Это неприкольно, когда партнер тебя пиздит, знаешь?       — Шаст, давай ты не будешь судить по одному моему рассказу. Ты не был с ним знаком и никаким абьюзером он быть не мог. Он бы никогда так со мной не поступил. Он любил меня, так же как и я его. Все?       Антон вздыхает и качает головой. Да, конечно, все. С ней спорить бесполезно: рука, дуло, выстрел, все дела…       — Все…все.       Антон со скукой в глазах наблюдает за сохнущей акварелью, пока девушка смотрит какой-то сериал на его ноутбуке. Спасительный звук уведомления забирает парня из дремы и немного встряхивает. Арсений 17:54 Котенок, здравствуй. Эду не терпится познакомиться с тобой поближе, честно говоря, уже закидал меня просьбами. Готов на пупе вертеться, лишь бы ты пришел к нам. Вот я что думаю-то. Может, Соню свою позовешь? Эд не против. Сказал, будет ждать её сильнее, чем тебя.       — Соф, не хочешь в бар сгонять? Арсений друга возьмет.       — Спрашивает он, блять. Конечно, да, издеваешься?

***

Земфира — Знак бесконечности

      — Ты издеваешься? Арс? — Эд бледнеет почти сразу, как видит их.       — Что такое? — Арсений подходит ближе, протягивая руку для рукопожатия.       — Ну привет… — Выграновский кивает Соне, и добавляет шепотом, — блять. Неловко получается как-то нахуй.       — Действительно, — саркастично произносит девушка.       — Соф, че происходит? Вы знакомы? — спрашивает Антон и смотрит с жадным интересом: было бы хорошо — не будет неловких пауз, как обычно бывает у только что узнавших друг друга.       — Знакомы, Тох, — Соня кидает на друга неуверенный взгляд и поджимает губы.       Соня тянет Антона в сторону для приватного разговора и пытается спрятать обеспокоенный взгляд. Отойдя на несколько метров, она мнется, но жестом просит подождать: ей нужно собраться с мыслями.       — Мы трахались, короче, — говорит тихо и постоянно кидает взгляды в сторону.       — Ахуеть, — Шастун приоткрывает рот от удивления, — а когда?       — В ночь, когда я просила тебя прийти ко мне… Это пиздец, Антон… Чё делать?..       Парень оборачивается на Арсения с Эдом, которые о чем-то увлечённо спорят. Ну, блять, видимо, их темы разговора довольно-таки схожи.       — А что там было-то? Ты так и не рассказала, и я не знаю, как тебе помочь.       — Самое наименее хуевое, что я сделала — ударила его. Я… блять, не знаю, зачем это было. — Соня опускает взгляд в ноги.       — А наиболее хуевое, извиняюсь?       — Это было во время секса. А потом я его выгнала.       — Э-э… — Антон мечется, не зная, как реагировать, — вопрос такой… а зачем?       — Я… — глаза Сони становятся более блестящими, чем обычно, и Антон сразу понимает: девушка паникует, но не хочет это показывать, — я не знаю… Это был типа транс какой-то…. Я, хуй знает, Шаст…       — Так, все, Сонь, спокойно.       Шастун делает шаг ближе к ней и забирает в объятия. Девушка обмякает и, кажется, расслабляется. Он спокойно гладит по спине и незаметно оборачивается, чтобы посмотреть на Арсения и Эда. Те все ещё спорят, бесконтрольно двигая руками. В этот же момент Арсений поворачивает голову на Антона и жестом показывает на него Эду, мол, смотри, псина, че творится. Выграновский, увидев их, мигом теряет экспрессию и чешет затылок. Смотрит на Арсения и, когда тот кивает, направляется к ним.       — Сонь, — зовёт Антон и мягко отстраняется, — идёт.       Девушка оборачивается и закусывает губу, шепча под нос «сука».       — Софья, пошли побазарим. Пошли, пошли, не ссы, — Эд, конечно, умеет успокоить, однако Соня делает шаг ближе.       Антон ловит взгляд Арсения, а тот, в свою очередь, кивает на место рядом с собой, прося оставить тех двоих наедине. Шастун быстро уходит к парню и криво улыбается.       — «Софья» — слышал? — Арсений ухмыляется, кося взгляд на пару. — как официально.       — Да уж.       — Что она тебе говорила?       — Сказала, что ударила его во время секса.       — И все?       — И ещё выгнала его.       — Ну, я знаю примерно столько же. — он снова смотрит в их сторону, — Надеюсь, они смогут все решить. Эд, дурак такой, не хотел даже подходить к ней… Кое-как заставил.       Через пару минут Эд, счастливый, подходит к Арсению:       — Арс, погнали? Я все порешал, никто ни на кого не злится.       — Слышь! Если че во время разговора я одна тащила диалог, так что не пизди тут, — Соня врывается в беседу, насмешливо оглядывая Выграновского.       — Все, ребят. Прекратите уже, мы заебались это слушать. Идемте? — Антон переплетает свои пальцы с пальцами Арсения, другой рукой поправляя ему прическу. Те замолкают и молча уходят в сторону метро, решая их не ждать. Шастун, коротко улыбнувшись, целует Попова в щеку и трется носом о шею. Арсений стоит молча, выдерживая внезапные нежности, в итоге накидываясь на него с объятием.       Когда Соня с Эдом заходят за угол улицы, исчезая из поля зрения, парни отлипают друг от друга и направляются за ними.

***

      — А-а-а, ебать, — Эд ухмыляется, когда Антон отказывается от сильно алкогольного коктейля, — ни капли в рот, ни члена в дырку?       Шастун, не привыкший к такому юмору, неловко улыбается, пока Арсений издает заметный смешок, тут же становясь серьезным и спрашивая, не было ли Антону обидно. Тот отрицательно качает головой, а Эд смеется, приговаривая что-то между «какие вы голубки» и «нет, блять, желтубки».       Соня в это время поджимает губы, видимо, сдерживая ухмылку, но через час, когда градус в крови прибавляется и Эд находит к ней подход, открыто смеется над каждой уместно неуместной шуткой.       — Короче, был у меня знакомый, такой, знаете, неладно скроенный, но крепко сшитый, и, блять, постоянно хуйню выдавал. То недвусмысленно дотронется до меня, за коленку пощупает… Я не про Арса, — уточняет он, когда взгляды направляются в сторону Попова, — и, блять… как-то я попросил его документы помочь заполнить. На отчисление, по-моему. Ну, сижу, значит, пишу. И он как выдаст: «Ты пишешь, как будто дрочешь». Я упал. Хуй знает, как жив остался — но какой-то орган от смеха отказал точно.       Антон в открытую смеется, Арсений ярко улыбается, смотря на него. Приятно осознавать, что ему комфортно в такой обстановке.       — Слышьте, Арс и Шаст! О, — он удивленно поднимает брови, — теперь вы «Арсишаст». А че? Удобно, хули: сразу двое.       Попов качает головой, усмехаясь.       — Идите погуляйте что ли, побегайте. А то корни скоро пустите. Можете уйти даже, я не обижусь. Ты не обидишься? — он обращается к Соне, а та в ответ отрицательно качает головой, — и она не обидится. Вот и все, решили?       Арсений, удивленный тем, как быстро и незаметно их выгнали, молча соглашается и под руку с Антоном удаляется из бара. Антон, раскрасневшийся из-за смеха и двух коктейлей, обнимает Попова левой рукой и прижимает его к себе ближе, намекая на то, как сильно он соскучился по прогулкам вдвоем.       — Эд, конечно, интересный, — отзывается Антон.       — Да-а-а… он потрясающий. Пока тебя не было, он скрашивал мои серые деньки. Люблю его безумно. И тебя тоже. — он тянется к поцелую, но сразу же одергивает себя, поскольку замечает неподалеку человека. — потом, ладно?       — Да. Потом, — грустно усмехается Антон.       — Может, ко мне?       — Давай, завтра пары прогуляю, так уж и быть.       — Если тебе надо на пары, то можешь идти, не нужно жертвовать учебой ради меня…       — Арсений, все нормально, — медленно проговаривает Антон, — я все равно не собирался идти завтра. Там хуйня какая-то, а не пары.       — Ладно, — Попов улыбается, счастливый, что проведет день с Антоном, и обнимает его за плечи — по-братски, так, чтобы не смущать прохожих.       — Эй, педики!       Пять парней в, так сказать, новых адиках, сплевывают свой яд — в буквальном смысле — и направляются на Арсения с Антоном. Сердце в такие моменты прекращает свою деятельность, предоставляя ситуацию разуму. — Вам самим не противно? — самый высокий из них подаёт голос, хриплый и звонкий.       Оба парня молчат, не зная, что делать в таких ситуациях. Антон замирает и думает, куда стоит побежать, чтобы не наткнуться на тупик.       — Ребят, — Арсений делает маленький шаг вперёд, — ребят, спокойно. Вы не так поняли, мы братья просто.       — Ага, хуй я тебе поверил. Вы не похожи даже. — он одаривает их взглядом «верх-вниз» и обращается к своим, — отвечаю, не родня, а пидорасы.       — Внатуре! Думаете, отъебетесь так? Хуй там! По понятиям отвечать будете, пидоры, блять.       Арсений замечает панику Антона и, несмотря на риск, кладет руку на его плечо и аккуратно сжимает. Антона этот жест заботы выбивает из мыслей, и он растерянно моргает, будто ему только что пришло осознание того, что происходит.       — Вот же с-суки! Сюда подошли, блять!       — Антон, — шепчет Арсений, — побежим сейчас.       Арсений со страхом в глазах смотрит на членов общества без определённой цели в жизни и мысленно строит карту района. К глубокому сожалению, он не Шерлок Холмс, и такими данными не обладает, поэтому мигом хватает за руку Антона и тащит его к ближайшему повороту. Судя по возгласам «Э-э-э, бля! Во педики!», такой вариант развития событий расстроил парней, поэтому они побежали следом.       Арсений оборачивается, чтобы посмотреть, насколько они оторвались, и понимает, что нихуя не оторвались. Те бегут за ними, находясь на расстоянии вытянутой руки.       — Стой, блядь! — самый высокий из них, тот, что со звонким голосом, достаёт до плеча Арсения и с силой дёргает его на себя. Он рвано выдыхает и резко валится назад.       — Вот и все, дорогой мой, попался ты — наигранно вежливым тоном проговаривает один из них, затем сплевывая слюну на ногу Арсения, — педик, блять.       Антон, пробежав ещё несколько метров, замечает тишину позади и аккуратно оглядывается. Видит, как Арсений лежит на асфальте, окружённый пятеркой не самых хороших людей. Внутри все обрывается от мысли, что с ним могут что-то сделать. Сильнее бьёт лишь осознание, что Антон не сможет его защитить.       — Ну че, пидорас? Отвечай! По понятиям. Хули с мужиком под ручку ходишь, а, блять?       — Ребят, я же сказал, что мы братья. Ничего криминального, я сам плохо к такому отношусь. — говорит он с натянутой ухмылкой и приподнимается на локтях. — правду вам говорю.       Парни вокруг взрываются смехом.       — Костян, веришь ему?       — Нет.       — Вот и я нет. — длинный поворачивается к Арсению, — слышь, блять, твои штанишки пидорские — он пинает его ногу, оставляя отпечаток подошвы на ткани, — сразу мне все сказали. Пи-до-рас, — подытоживает юноша и кивает в сторону своих братьев.       Те ухмыляются и заносят ногу для удара, следом, собственно, ударяя. Арсений болезненно кряхтит от удара в ребро, но старается держаться в сознании.       — Суки, блять, вас «таких» поубивать всех надо… ебланы…       Арсений камнем лежит на асфальте и закрывает руками лицо — пожалуй, единственное, чем он пожертвовать сейчас не способен. Он вздрагивает от каждого удара в бок, ногу, щурясь и закусывая губу. Это скоро закончится, нужно лишь пережить. Судьба выдает сложные испытания сильным, а простые — слабым, чтобы человек понял, что даже такую срань в жизни он может пережить.       — Блять, лечиться тебе надо, хуйло ебаное! Педик сраный.       Следующий удар приходится в затылок, от чего Арсений на несколько секунд отключается. Приходя в сознание, снова слышит ядовитую брань и внутренне разрывается — его сжимает от несправедливости, лжи и боли. Почему он должен отвечать за то, что обнял своего любимого человека? Как в умах людей отложилось, что однополая любовь — это плохо, а геи — те, кого стоит убивать? Кто это, черт возьми, придумал? Не легче было бы оставить их в покое и жить своей жизнью? Почему любовь наказывается? Ведь «возлюби ближнего» же…       — Вот же пидор, лежит, блять, терпила обоссанный! Встал бы, нахуй, я бы, может, и поверил, что вы братья. Так ты ещё и пиздишь нам… Пидрила… удачи в аду! — парень заносит ногу для удара, целясь в лоб. Арсений мысленно прощается с Антоном, надеясь увидеться с ним хотя бы в больнице.       — Молодые люди! — голос издалека, и точно не от окружающих Попова граждан — слишком вежливо.       — Блять… — бормочут под нос парни, — валим, пацаны!       Арсений слышит удаляющийся топот и рискует приоткрыть глаза — никого. Поднимает голову и сразу же шипит, зажмуриваясь от едкой боли. Что-то пульсирует в виске, но приглушается тянущейся болью в боку.       — Гражданин, вы в порядке?       Арсений поднимает взгляд и замечает улыбающегося ему полицейского.       — Всё нормально? Встать можете?       Арсений отрицательно ведет головой. Всё, что он сейчас может — это лежать и плакать от бессилия.       — Может, скорую?       — Да, — хрипит Попов, — спасибо…