Чёрные звёзды

…Солнце медленно клонилось к закату. С узеньких маслянистых листочков срываются холодные капли и воздух пахнет сырой землей и самую малость — свободой. Он стоит перед старой, как время, оливой. Ещё не созревшие плоды бледно-зелёными почками охватили сероватые кряжистые ветви, толстые корни вздымаются буграми из-под размокшей черной земли… — Значит, здесь. — раздается за его спиной грудной женский голос. — Здесь ты похоронил его… …Реборн просыпается рывком. Медленно выдыхает сквозь сжатые губы и откидывается обратно на приопущенную спинку комфортабельного кресла. Ему уже очень давно не снились сны о прошлом… Сны… Его ученик спит напротив, так и не выпустив из пальцев черных кудрей Грозы… С самого появления новых хранителей он не мучается кошмарами, только когда рядом с ним кто-то из них. По-восточному широкое лицо с совершенно не по-восточному грубыми чертами. Резко вычерченные скулы, впавшие щеки. Острый греческий нос в профиль выглядит более чем достойно, но вот в анфас становится прекрасно видна слишком широкая переносица. Короткие и довольно редкие ресницы — как у всех азиатов — а вот полные губы и изломанные темные брови явно достались от итальянской половины. Светлые волосы со странным пепельным отливом гривой ложатся на плечи.* Такое… Странное сочетание почти несочетаемого… Назвать его красивым было сложно. В странном очаровании ему, конечно нельзя было отказать… Он был необычен, и потому — притягателен для многих, но всё же красивым он не был. Впрочем, как и сам Реборн. Даже забавно. В их лицах нет ни одной схожей черты, даже цвет глаз и волос различается, как небо и земля. Да что там — даже оттенок кожи… Только в очертаниях фигуры можно было найти некоторое сходство — но лишь потому, что Тсуна еще подросток. Со временем он раздастся в плечах, но вряд ли вытянется настолько сильно, чтобы перегнать его в росте. И всё же, несмотря на всю разность их внешности, они были похожи. Эта манера чуть наклонять голову при разговоре. Эта привычка теребить прядь волос во время раздумий. Этот непривычный простому обывателю способ держать столовый нож чуть дальше от лезвия…* Этот неописуемый взгляд, с которым он отвернулся от догорающих останков Иемицу. В такие моменты Эрнесто забывал, что между ними нет кровного родства. Забывал, что знает его лишь чуть больше года, и что весь последний месяц он снова и снова убеждался, что на самом деле не знает о своём подопечном практически ничего. Они похожи настолько, что отрицать их родство было бы просто глупо. ...Ему, безродному от рождения, подобное казалось… Невозможным. Он свыкся с одиночеством за долгие годы, проведенные в его компании. Свыкся и полюбил, приучил себя жаждать свободы и даже желание обзавестись, наконец, личным учеником — этаким суррогатом родного ребенка — было скорее ответной реакцией на запрет, нежели осознанной потребностью… — Я тоже тебя люблю, отец. Но только до определенного момента. ...Кто бы мог подумать, что этот странный мальчишка сможет дать ему то, что не могли ему дать самые влиятельные люди подпольного мира. Что ж, у него достаточно времени для того, чтобы привыкнуть к новому статусу и всему, что он под собой подразумевает… И все-таки, кто бы мог подумать, что однажды у него, лучшего репетитора-киллера, аркобалено — ныне уже бывшего — Солнца и просто самой харизматичной сволочи столетия появится сын?.. …Сын? — Значит, здесь, — раздаётся за его спиной грудной женский голос. — Здесь ты похоронил его… …И хрупкая чашечка с кофе трескается в резко сжавшейся ладони. *** — … Что это? — удивленно поднимает он расчерченную шрамом бровь и даже отставляет бокал. Скуало напротив на редкость противно скалится и с омерзительно-довольной рожей постукивает пальцем по толстой пачке бумаг, которую только что грохнул на его рабочий стол. — Привет от Иетсуны Савады. — Судя по тому, с какой довольной рожей ты это говоришь — там как минимум компромат на весь Совет, — фыркает он и подтягивает к себе стопку. Берет снова стакан, и даже успевает приложиться… Чтобы тут же подавиться. — Что, блядь?! — Да ты пророком становишься, босс! — с непередаваемой интонацией язвит мечник и опирается здоровым локтем на стол. — Здесь исчерпывающий компромат на обе палаты Совета, с выкладками и пояснениями. С доказательствами чуть похуже, особенно со старшей палатой, но вот младшую мы можем разделать хоть сейчас… Ты дальше смотри, дальше. Там полные данные по всем махинациям совета за последние десять лет плюс несколько теорий, которым они не нашли подтверждения… — Да где, мать его, он это всё взял?! — Сказал, что распотрошил базы данных своего братца и Иемицу, плюс Реборн ему что-то подкинул. — недовольно морщится он, но тут же снова расслабляется. — А лучше всего — вот это. И он торжественно хлопает тонким листом с распечаткой электронного письма. — …Это то, о чем я думаю? — наконец произносит Занзас и нервно прикладывается к стакану. — О-о да. — тянет мечник. Официальное «Предложение о сотрудничестве». Союзнический договор. — Он хочет ответ при личной встрече, — замечает Скуало, и они сцепляются понимающими взглядами. И, разумеется, они примут условия. *** Минутная стрелка огромных часов стремительно приближалась к отметке «12». Солнце набрало силу и шпарило, что есть мочи, так что столбик термометра давно уполз за отметку в 27 градусов. Аэропорт «Катания» гудел от обилия людей, впрочем, как и всегда. — Когда же они уже приземлятся? — в который раз спросил высокий блондин в светлом костюме и нервно потер кончик носа. — Через семь минут, босс, — в который раз вздыхает верный Ромарио. — Семь минут были три вопроса назад! — Я не виноват, что вы так часто их задаете… — Вот они! У дальней стойки паспортного контроля толпились 15 человек самой разнообразной внешности. Выглядела эта компания более чем странно. Несмотря на то, что все они были одеты презентабельно, казалось, что лишь некоторые из них привыкли носить костюм. Остальные же чувствовали себя неловко, и смотрелись довольно смешно на фоне дьявольски харизматичного Реборна (не признать учителя, пусть и резко увеличившегося в размерах, Дино просто не мог). Даже Тсунаёши, который, казалось бы, знал, как правильно себя держать, то и дело одергивал рукава, не переставая теребил запонки и каждым дёрганым жестом выражал сильное волнение. Разумеется, ведь он еще совсем ребенок, а на него свалилась такая тяжелая ноша… Хотя Иетсуна (который был не на много старше) блистал мягкой улыбкой, тёплым, самую малость печальным взглядом, от которого мурашки бежали по спине, и вообще являл собой образец спокойствия и добродетели… Впрочем, сейчас не о нём. — Ёши! — двинулся к ним Каваллоне с широкой улыбкой на лице. — Дино-сан! — воскликнул в ответ невысокий хрупкий шатен с по-восточному тонкими чертами лица. — Как же я рад вас видеть! — А уж как я рад! — воскликнул блондин, взмахнув руками с характерной для всех итальянцев экспрессией. — Почти месяц прошёл с окончания Конфликта! Я успел соскучиться, — и приобнял собеседника за плечи. — Как долетели? — Неплохо, Дино-сан. — ответил подросток, дернув щекой. Видимо, что-то всё же произошло. Но да ладно, он не стремится лезть в чужие секреты. — Вот и хорошо. — кивнул блондин, вздохнул, и, внезапно растеряв большую часть своей весёлости, положил руки на плечи своего младшего товарища. — Я не успел это сказать тогда, так что скажу сейчас. Я рад, что эта история с Конфликтом окончилась именно так, и Десятым Вонголой будешь именно ты. Ты будешь достойным правителем, я уверен. И я хочу, чтоб ты знал, что независимо от ситуации, я всегда буду на твоей стороне. Даже если это будет значить, что мне придется пойти против прямого приказа избранного регента. — …Регента? — удивленно распахнул глаза Тсунаеши. — Если бы ты внимательно меня слушал, братец, то ты бы запомнил, что вплоть до твоего совершеннолетия, которое по закону наступает в восемнадцать* лет, ты, по решению совета Альянса, не имеешь права принять титул, равно как и все к нему прилагающиеся права и обязанности. А чтобы Вонгола не оставалась «обезглавленной», на следующем собрании изберут — а точнее представят нам уже избранного — регента, который будет править от твоего имени ближайшие три года. Немалый срок, между прочим, — и не меняя ровного, уверенного тона оборачивается к Дино. — Здравствуйте, синьор Каваллоне. Простите за эту маленькую лекцию — она была необходима. — вежливая улыбка ненадолго становится шире и теперь выражает искреннее расположение своего хозяина. — Просто Дино. Не за что извиняться, синьор Савада. Приветствую на Сицилии, — протягивает он первым руку… — Ну что вы, просто Иетсуна. — которую будущий консильери крепко жмёт в ответ. — Дино-сан, а Вам не известно, кто станет регентом? — возвращает Тсунаёши внимание на себя. — Увы, — качает он головой. — Его имя будет оглашено на следующем заседании совета. Одно знаю точно — это не я, к моему глубочайшему сожалению. Я пытался выдвинуть свою кандидатуру, но она не устроила слишком многих. К слову: Ёши, Иетсуна — мои соболезнования. Я сам потерял мать примерно в вашем возрасте, и прекрасно помню это гнетущее чувство потери. — Спасибо, Дино-сан… — Благодарю, но не стоит, синьор. — Однако могу сказать, что вам, в какой-то степени, повезло, — грустно улыбается Каваллоне. — Это может показаться вам излишне циничным, но то, что произошло с вашей матерью — спасло вас. Избавило от её Последней Воли. — Последней воли? Что это? — Последнее желание умирающего, подкрепленное силой всего его пламени. Как правило, нарушить его если не невозможно, то очень сложно. Что ж, синьор Дино, вы правы. Пусть у Наны было очень слабое пламя, но оно было — а этого более чем достаточно для обеспечения масштабных проблем. …Прежде, чем Тсунаёши успевает возмущенно вскинуться по поводу нечеловеческого цинизма, вокруг Иетсуны, словно два ужика, обвиваются братья Рокудо, упакованные в одинаковые темно-синие двубортные пиджаки, чем-то напоминающие военные мундиры. — О чём это… — Вы тут… — Болтаете… — И к тому же… — Без нас? — заканчивают они хором. — …А разве они не… Разве он не должен быть один? — спрашивает Каваллоне, подобрав, наконец, челюсть. — Должен. — Но мы подумали… — И я решил… — Что нас будет двое. — Не обращайте внимания. Они от скуки бесятся, — вздыхает Иетсуна и поворачивает голову к младшему, даже не пытаясь, впрочем, вырваться из цепких объятий. — Вы закончили? — Да, Небо… — Весь наш разномастный… — Аки цыганский табор… — Табун идиотов… — Психопатов… — И прочих социально… — Неадаптированных личностей… — Официально пересек… — Границу Италии… — И готов нести… — Добро и насаждать… — Справедливость везде… — Где потребуется. — Прекрасно, — подводит итог Иетсуна и осторожно выпутывается из хватки. — Я полагаю, наш багаж уже забрали. — обращается он к по-прежнему ошарашенному Дино и, получив подтверждающий кивок, созывает своих. — В таком случае, мы готовы выдвигаться. *** Александро Виола служил Вонголе больше тридцати лет. Служил молча, расторопно, не задавая лишних вопросов. Александро Виола служил Вонголе больше тридцати лет. За это время он успел узнать и пережить столько, что вряд ли во всем подпольном мире нашелся бы ещё один человек со столь захватывающей и столь кровавой биографией одновременно. Он начинал с простого «солдата»* и сумел подняться до «капореджиме»* в небольшой мафиозной семье под названием Алонзо. Не Вонгола, разумеется, и не Каваллоне, но свое место под солнцем они отстояли. Своя территория на севере Италии — пусть и маленькая. Никакой нарко- или (боже упаси) работорговли, только мелкие финансовые махинации да двойная бухгалтерия в некоторых магазинах. Их не завоевали лишь потому, что нафиг они не были никому нужны. Его ждала довольно долгая и относительно спокойная жизнь, свой маленький двухэтажный коттедж с красной черепицей и гортензиями на подоконниках, тихая жена из сельских и, может, свора детишек. Каждое утро им бы привозили свежее молоко с фермы по соседству, а по четвергам бы к ним приходила старая прачка… Именно таким он представлял своё будущее. До тех пор, пока однажды он не вытащил из-под пули тогда еще молодого Тимотео Скайрини… Впрочем, тогда у него была другая фамилия… Обычный, ничем не примечательный почти-бухгалтер вдруг вытянул золотой лотерейный билет. Его пропуск в мир, в котором деньги считают исключительно в миллионах, где бутылка вина, незаметно распитая за ужином, может быть старше всех на этом ужине присутствующих, а запонки на рубашке могут стоит как неплохой подержанный автомобиль. Его пропуск в мир, где стоимость человеческой жизни приравнивается к стоимости пули. …Александро Виола служил Тимотео Скайрини и его Альянсу больше тридцати лет. Служил тихо и незаметно, не задавая никаких вопросов, не слушая того, чего не должен слышать и не видя того, чего не должен видеть. Александро Виола служил верно и преданно… …И продолжает служить. Новая черная машина с затонированными окнами бесшумно едет по асфальтовой дороге. Кованая решетка скользит отражением по идеально отполированному боку, окрашенному густой листвой в странный, бутылочно-зеленый оттенок. На заднем сидении — братья Савада. Будущий Десятый и его Консильери. Руль проминается под холодными подрагивающими пальцами. Их в машине — только трое. И никто не сможет остановить то, что должно произойти… — Мне интересно только одно, вы сами решились на это или вас заставили? — внезапно спрашивает старший, тот, который, по-видимому, Иетсуна. Из-за поворота уже виднеются очертания поместья. — Не понимаю, о чем вы, — цедит он сквозь зубы. По виску стекает капля холодного пота. Наглый ребенок в ответ лишь улыбается шире. — Разве? О нет, вы понимаете. Иначе не нервничали бы так сильно. Вы, человек со столь долгим опытом выживания в местной ядовитой среде — и так откровенно боитесь… Нет, вы знаете, что произойдет… Впрочем, как и я. Не уверен лишь в том, чья это была идея. А мне любопытно, кто же решился на подобное безумие. — О чём ты, Иетсуна? — Сегодня вечером — если мы доживем до него, конечно — у нас будет праздник. Будем отмечать первую неудавшуюся попытку отправить нас на личную встречу с Богом. — …Что мы будем отмечать? Иетсуна лишь устало вздыхает и трёт переносицу. — Идиот, — и, не дожидаясь реакции, снова смотрит через зеркало заднего вида прямо в глаза водителю. — Так Вы мне ответите, наконец, синьор Виола? Уж больно я хочу поговорить с человеком, додумавшимся установить бомбы на датчиках веса прямо под нашими с братом сидениями…