Где-то посреди ночи

      Лежу на своём диване. Очень жарко. Поднялась температура? Сейчас, кажется, утро, но ещё очень темно…       Смотрю на экран своего телефона — четыре двадцать. Да вы что, издеваетесь?       Устремляю взгляд в потолок. Плохо. Очень.       Мне снова снился он.       Увидеть бы его сейчас… живым. Не безжизненное тело, которое лежит на этаж выше. Не прикрытые глаза и кислородную маску. Не аппараты жизнеобеспечения. Не врачей, сидящих рядом.       Тяжело поднимаюсь на ноги, передвигаясь по скользкому полу в сторону закрытой на щеколду двери.       Раскрываю. Долго ещё стою в проходе, не решаясь сделать шаг.       Ещё минута, и я уже у двери Кирилла. Прокралась тихо, никто и не заметил. Слышу приглушённые голоса со второй кухни, которая находилась ровно сверху той, что на моём этаже. Слишком много голосов, все мешаются в голове.       Открываю дверь. Как хорошо, что беззвучно. Прикрываю обратно, но уже зайдя внутрь. Аккуратно подхожу к кровати. Снова сажусь на колени. Кира.       Он всё такой же. Да и что может измениться за одну ночь? Сердце бьётся так же медленно, но я его больше не слышу. Вижу на экране.       А точно ли оно вообще бьётся?       Запускаю руку под одеяло, нащупывая на его запястье пульс. Не нахожу.       Борясь с подступающей истерикой, я продолжаю искать. Ну, где, где, где?       Чувствую пальцами пульсирующую венку. Есть. Всё хорошо. Вздыхаю.       Оглядываю его. Ещё сильнее похудел. Все кости видно.       Равнодушие. Я не чувствую к нему ничего. Точнее, пытаюсь думать о том, что ничего не чувствую.       — М-м, что делаем? — слышу голос Анжелы. Вот и они — минусы нескрипящей двери.       Девушка подходит ко мне, берёт за руку, тянет на себя, тем самым, отводя от кровати Кирилла, а сама садится на край. Смотрит на меня в упор, а после, накрывает своей ладонью кисть руки спящего, аккуратно поглаживая пальцы.       Напрягаюсь. Она мило улыбается. Хмурюсь. Моё лицо мрачнее тучи. Что она себе позволяет?       — Ну что, ответишь, малышка? — давлюсь воздухом, прикрывая рот рукой, чтобы не закашлять. — Он тебе не спящая красавица, поцелуем не разбудишь, — выгибает спину, расправляясь, а затем поворачивает голову в сторону парня. — Но, думаю, у меня бы получилось, — протягивает эту фразу так, будто мы находимся в каком-то фильме, а она в нём главная героиня, которая прогоняет служанку. Но, чёрт возьми, все роли у нас ровным счётом наоборот. — Он же всё слышит и чувствует.       — Чего-о? — удивлённо протягиваю я, успешно забив на её предыдущие слова.       — Что? Ты не знала? Мужчинам всегда нравится, когда их целуют красивые девушки, — да пошла ты нахуй со своими красивыми девушками.       — Я не про это, — выдавливаю из себя, стараясь смотреть ей в глаза. — Он реально всё слышит и ощущает?       — Ну да, — поднимает бровь. — Как можно было не знать?       Ну извините уж, я не врач, а обычный питомец, у которого, между прочим, даже доступа к информации не было бы, если бы не Лёва!       — Не знала, — тихо говорю я, стараясь быть как можно вежливее, что получалось очень плохо.       — Иди в свою комнату, малыш, — закидывает ногу на ногу. — Или сама не дойдёшь?       — Не собираюсь я никуда уходить, — свожу брови к переносице, поднимая подбородок, пока губы кривятся.       — С чего бы? Вообще-то…       — Вообще-то, в уставе написано, что я имею право находиться с ним! — выпалила я, не дождавшись ответа от Анжелы.       — Аж устав вспомнила, — закатила глаза. — А что, испугалась, что я его поцелую?       — Да похуй мне, хоть отсоси, — я сама со своих же слов выпала. Что-что я только что сказала?       — Обяза-ательно, — ухмыляется, пока ехидный взгляд прожигает меня насквозь. — Когда проснётся.       Краснею. То ли от гнева, то ли от стыда, то ли от смущения, то ли от сказанного мной ранее…       Выбегаю из комнаты, направляясь в свою. Надо бы скрыться от этого всего.       Когда уже хочу запереться обратно, слышу шаги за дверью, а позже и стук. Открываю. Лёва.       — Ну, привет, — скрещивает руки на груди, остановившись в дверном проёме.       — Проходи, чего встал, — затаскиваю Лёву в комнату, запирая дверь.       — Ну и чего срались? — приподнимает одну бровь. Сейчас он очень напоминает Кирилла, и я жалею, что провожу эту параллель.       — Да она… — замолкаю. Как бы сказать так, чтобы не звучало грубо? — Совсем, это, — чешу затылок, опустив голову.       — Согласен, — многозначительно кивает.       Молчу, бегая взглядом по всей комнате, пока он не продолжает:       — Я слышал ваш разговор, — улыбается. Краснею. — Тебе что, правда всё равно?       — Да, — недолго думая, говорю я. Пустая голова. Пустой взгляд. — Мне правда всё равно.       — Даже если они переспят? — блять, да что за вопросы?       — Да, — уверенно говорю я.       — Я приятно удивлён, — поднимает брови, опуская уголки рта и начиная хлопать.       Закатывая глаза, подхожу к окну, опираясь руками о широкий подоконник. Сегодня снова дождь. Типичная ранняя осень.

Но уже почти конец.

      Вот бы сейчас уйти и забыть дорогу домой. Но, где бы я не была, мне всегда будет сниться он. Не избавлюсь.       Я хочу быть, как они. Как свободные люди, которые почти не имеют границ в жизни. Я мечтаю быть, как они.       Помню, как мы с Кирой оставались одни. Как страшный сон. Но разве страшные сны хочется повторить?       В этой холодной кровати…

Чувства разъедают изнутри…

И наступает апатия.

Увези меня.

Позови меня.

И если грустно, то включи меня.

      Раскрываю окно, чтобы подышать свободой. Дождь сразу пробирается в мою комнату, касаясь заодно и моего лица.       Лёва подходит ближе, тоже становясь у окна. На очках появляются капли воды.       Шрамы болят. Голова гудит. Снова они.       Ты же не счастлива, так?       Да.       Тогда, в чём же смысл? Он не очнётся никогда. Ты навсегда останешься одна.       Хватаюсь за голову. Нельзя дать им овладеть мной. Думать ли о смерти, разберусь сама.       — Что случилось? Плохие мысли? — ты ничего не знаешь.       — Ага, — вру я. Если узнает, что галлюцинации, сразу в дурку отвезёт. Это его обязанность. Об этом я могла рассказать только Кате и Кире. Кате, потому что не сдаст, а Кире, потому что он сам такой же.       Ха-ха-ха-ха-ха!       Если бы голос в моей голове был более грубым, было бы менее страшно, но нет. Это словно говорила какая-то милая девушка, которая пробралась в мою голову не для того, чтобы убить, а для того, чтобы помочь.       Это пугало больше всего. Если бы на моём месте был кто-то другой? Он был бы уже мёртв?       Ветер дует мне прямо в лицо, я жмурюсь.       — Слушай, может сходим куда-нибудь на следующей неделе? Там одиннадцатого числа одна группа выступать будет, а это твой день рождения, — улыбается. Пытается разгладить ситуацию. Я задумываюсь.       — Что за группа? — я хочу поддержать разговор, но плохо получается.       — Не помню названия, — погружается в свои мысли. — Что-то связанное с розовым цветом.       — Я в любом случае не хочу идти, — вздыхаю, — Вдруг, Кира уже очнётся.       — Ты ж сказала, что тебе похуй, — поправляет волосы, после чего снимает очки и начинает их протирать.       — Ну, — тихо бормочу себе что-то под нос, сама не успевая запомнить и расслышать, что. — Не в этом же плане.       — Как скажешь, — пожимает плечами.       Мы снова проговорили с Лёвой целый день. Он хороший собеседник, это правда, но странное чувство внутри не покидает меня. Что это?       Вечером снова иду к Кире. Поднимаюсь по ступеням, открываю дверь, сажусь на пол, и всё по новой.       Как будто с могилой разговариваю. Как те люди, что теряют родственников, например — приходят на кладбище, садятся возле места захоронения, гладят надгробие, говоря что-то, как будто, очень важное, о чём бы хотели рассказать живому человеку.       И я туда же. С ума сошла. Придали надежды только слова Анжелы — он всё слышит.       Анжела, Анжела, Анжела, Кирилл, Кирилл, Кирилл, Лёва, Лёва, Лёва…       В моих мыслях слишком много всего. Слишком.       Я прокручиваю эти имена в голове каждую минуту. Не могу не думать.       Вот, я сижу тут, надеясь, что Анжела больше не придет, но я снова вижу её каштановую шевелюру в дверях.       Повезло же кому-то иметь голубые глаза и тёмные волосы! И губы большие, нос ровный, маленький, форма лица тоже красивая. Не хотела бы я себя с ней сравнивать, но я ей явно проигрываю. Она ещё и высокая, даже выше меня…       — Господи, так и будешь сюда ходить? — я не могу ничего стоящего ответить, и это меня пугает.       — Буду, — вздыхаю. Она убирает свои длинные волосы за уши, что ей явно не помогает: они всё равно лезут в глаза.       — Какая же ты упёртая, — проговорила на выдохе девушка, подходя ближе. — Улетай отсюда, щас кормить будем.       — Я уже поела, — удивлённо говорю я, пока до меня не доходит.       — Да кому ты нужна, — улыбается. — Не тебя будем кормить.       Медленно поднимаюсь с пола, иду к двери.       — А остаться никак нельзя?       — Нет.       Окончательно выхожу из комнаты, пропуская медиков внутрь. Зашли почти все, остался только Лёва.       — Ты же не ела, не пизди, — берёт меня за плечи, ведя на кухню.       — Не хочу я, — бурчу в ответ, но на кухню всё равно иду.       Горло сдавливает что-то невидимое. Это чувство сравнимо с тем, когда меня душили в ванной. Синяки ещё надолго оставались на шее, но я смогла-таки от них избавиться.       — Я не знаю, что с тобой делать, — накладывая мне макароны, проговаривает Лёва.       — Не надо ничего, — говорю в ответ совершенно спокойно, но внутри всё погибло. Значит ли это, что я безнадёжна?       — Ну, Кирилл же не может ничего сделать, — пожимает плечами.       — Кирилл уже сделал всё, что мог.       Выдыхаю оставшийся воздух, уже ковыряясь вилкой в тарелке.       Лёва садится напротив меня, утыкаясь в телефон. Надевает наушники. Они у него большие, накладные, в каком-то красивом чёрном чехле.       Начинает качаться под музыку. Я бы тоже включила, но все мои остались в комнате, да и было бы наглостью включать свою музыку на динамиках, хоть это и мой дом тоже.       Еле проглотив все макароны, иду в свою комнату, снова запираюсь на щеколду. Снова дурдом в моей голове.       Шатаясь, ударяюсь головой о стену, тут же хватаясь за нее так, будто разбила, начинаю шататься ещё сильнее. Ноги заплетаются, я снова падаю.       На этот раз, не успеваю подставить руки. Голова пружинит от пола, стукается ещё раз, два, три… Всё тело заломило.       Умри, давай, не вставай.       — Заткнитесь! — нахожу в себе силы закричать. Они не уходят. Они не уйдут.       Закрывай глаза.